По следам Олонецкого списка "Слова о полку Игореве"

      В журнале 'Вопросы истории' (1948 г., ? 9) напечатано письмо известного советского археографа Л. А. Творогова, где он рассказал историю поисков так называемого олонецкого списка 'Слова о полку Игореве'. 'В 1914 - 1916 годах, точно не помню, - пишет Л. А. Творогов, - тогда еще молодым ученым Н. М. Каринским было сделано в Петрограде, в Обществе древней письменности, интересное сообщение на тему о псковском происхождении известного нам списка текста 'Слова о полку Игореве'. Во время обмена мнений по докладу присутствовавший А. И. Соболевский поделился с собравшимися весьма интересными воспоминаниями об одной его давнишней беседе с профессором И. Е. Троицким (умер в 1901 году), происходившей примерно в середине 90-х годов прошлого столетия. В этой беседе И. Е. Троицкий рассказал ему, что, учась в свое время в Олонецкой духовной семинарии (в Петрозаводске), он видел на занятиях в классе в руках преподавателя словесности старую рукопись, показывая которую, последний, между прочим, сказал: 'Вот здесь содержится другой список 'Слова о полку Игореве', гораздо более подробный, чем тот, который напечатан'. Когда же впоследствии И. Е. Троицкий приехал в Петрозаводск, учитель семинарии, показывавший рукопись, уже умер, а самая рукопись куда-то исчезла. О семинарском списке текста И. Е. Троицкий мог слышать, по мнению Соболевского, около 1849 - 1850 гг., находясь в пятом классе семинарии, в котором обычно проходился текст 'Слова...'. Розыск же этой рукописи И. Е. Троицкий мог произвести не ранее, чем через 8 - 10 лет после этого времени'.

      В 1923 году поиск был продолжен в Петрозаводске. От К. Ф. Филимонова, бывшего воспитанника, а затем преподавателя Олонецкой духовной семинарии, Л. А. Творогов узнал продолжение истории рукописи 'Слова'. Как И. Е. Троицкий, К. Ф. Филимонов видел эту рукопись на уроках словесности и слышал ту же самую ее характеристику, но уже от другого преподавателя и в другое время, примерно в конце 70-х - начале 80-х годов прошлого столетия. Когда он видел эту рукопись, будучи учеником семинарии, ему было не до нее. А когда вырос и вспомнил об олонецком списке 'Слова', было уже поздно. Повторилась та же история, что и с И. Е. Троицким: преподаватель, показывавший рукопись, уже умер, а самая рукопись пропала.

       'После революции в библиотеку Олонецкой духовной семинарии стали поступать научные бумаги и личные небольшие библиотеки ее бывших преподавателей, приносимые их родственниками, - передает суть рассказа Филимонова Творогов. - Среди них, между прочим, оказались научные бумаги и библиотека покойного преподавателя Ягодкина (отца). Вскоре семинария была закрыта. После ее закрытия стал приводить в порядок библиотеку семинарии для сдачи в городскую библиотеку известный исследователь Олонецкого края Д.Островский. Проверяя старые фонды и описывая новые, он постепенно добрался и до бумаг и книг покойного преподавателя Ягодкина. Среди этого материала он нашел рукописный сборник, в котором находился и исчезнувший список текста 'Слова'. Перед ним оказалась та самая знаменитая рукопись 'Слова', утерю которой в свое время оплакивали И. Е. Троицкий и А. И. Соболевский.

Д.Островский      Возбужденный находкой, Д. Островский поспешил к К. Ф. Филимонову: 'Козьма Филимонович, помните, нам в детстве покойный Ягодкин показывал рукопись 'Слова'? Я ее нашел!' - 'Да где же она?' - 'Я ее оставил в библиотеке, вечером пойдем вместе и посмотрим ее'. Но этому не суждено было случиться. К вечеру Д.Островский разболелся. Появился жар. Его отправили в больницу. Признали сыпной тиф. В больнице Д. Островский скончался. Библиотеку опечатали, а здание семинарии было занято воинской частью. Лишь через неко- торое время библиотека семинарии была передана в городскую библиотеку. Разбор ее производил К. Ф. Филимонов, но рукописи 'Слова' он не нашел...'

      'Однажды, будучи в гостях у академика В. Н. Перетца,- вспоминает Творогов дальше,- я поделился с ним историей находки и пропажи олонецкого списка 'Слова'. 'А я знаю конец вашей истории',- неожиданно сказал мне Владимир Николаевич и рассказал следующее. Вскоре после описанных мною событий он получил письмо от одного из своих бывших учеников из Астрахани. Последний писал, что, проходя как-то раз через базар, он заметил телегу, на которой среди разного домашнего скарба были и книги, из коих некоторые оказались рукописными. Раскрыв одну из них, он наткнулся на текст 'Слова о полку Игореве'. Продавец отказался продавать что-либо отдельно и предлагал купить у него все скопом, вместе с телегой. Но у ученика Владимира Николаевича не было с собой нужной суммы денег. В это время к телеге подошел киргиз (казах), спросил о цене и, не торгуясь, сразу же выложил деньги. Он привязал купленную телегу с вещами к своей арбе и уехал. Ученик Владимира Николаевича спросил продавца, откуда у него оказались старые рукописные книги. Тот ответил, что он вывез их из Петрозаводска'.

      Надеемся, письмо Л. А. Творогова поможет нашему читателю проникнуться верой в существование второй старинной копии величайшей древнерусской поэмы, верой в то, что московский пожар, вызванный наполеоновским нашествием, не лишил нас последней возможности восстановить первоначальный текст поэмы, правильно перевести ее на современный язык и полнее понять замысел поэта Древней Руси.

Д.П.Ягодкин       Второе сообщение о существовании олонецкого списка мы встречаем у доктора филологических наук Ираклия Луарсабовича Андроникова. В рассказе 'Личная собственность' имеется абзац, перекликающийся с версией Творогова. Глава называется 'В славном городе Астрахани'. 'Здесь есть чем заняться историку,- считает И. Андроников,- есть что искать ученому-следопыту: имеются сведения, что именно в окрестностях Астрахани в 1921 - 1922 годах в последний раз видели древний - ХVI века - список 'Слова о полку Игореве', принадлежав- ший до революции Олонецкой духовной семинарии, а потом находившийся в руках преподавателя семинарии Ягодкина'.

      Третьим создателем версии об олонецком списке 'Слова' мы можем считать научного сотрудника Института русской литературы АН СССР (Пушкинского дома) Владимира Ивановича Малышева. Перед самой войной Владимир Иванович участвовал в экспедициях карельских ученых по сбору старопечатных и рукописных книг в селах и деревнях Беломорья, на онежских берегах. Вот что он рассказывал в статье, опубликованной в 1946 году в республиканской газете 'Ленинское знамя' (нынешняя "Северный курьер"): 'До сего времени в Карелии среди населения ходит предание о существовании здесь рукописи 'Слово о полку Игореве'. Как известно, единственный список 'Слова' погиб во время пожара Москвы в 1812 году. И находка новой рукописи этого произведения была бы праздником мировой культуры'.

      В течение нескольких лет я пытаюсь разыскать следы 'Слова' в Петрозаводске, проверить и по возможности дополнить версию Л. А. Творогова. Надежда найти затерявшуюся рукопись была и остается ничтожно малой, но без надежды не возникло бы поиска.

      Впервые в удачу поверилось после знакомства с внуками Ягодкина. Старший сын его, Вячеслав Дмитриевич, получил в наследство двухэтажный деревянный дом на улице Полевой, ныне улица М. Горького. В 1966 году этот дом снесли. Большую часть дома занимали квартиранты. Некоторым из них, тогдашним ребятишкам, сейчас около восьмидесяти или за восемьдесят лет, но каждый из них хорошо помнит семью Вячеслава Дмитриевича и Анны Владимировны Ягодкиных. Живут на этой же улице в новых многоэтажных зданиях бывшие соседи Ягодкиных из домиков, когда-то располагавшихся в одном квартале слева и справа.

      Однако с первых же встреч начались и огорчения. Не стало в январе 1984 года А. В. Ягодкиной. О том, что в семье имелась такая рукопись, почти все их родственники и знакомые слышали впервые. Знали об этом только двое: младший сын Анны Владимировны Аркадий Вячеславович и ее племянница Галина Сергеевна Уханова, оба в разное время слышали, как Ягодкина в разговоре с близкими вспоминала о рукописи 'Слова о полку Игореве'. Однажды у нее попросили на минуту посмотреть старинную книгу и унесли. Какую фамилию называла Анна Владимировна, сын не запомнил, а Галина Сергеевна вспоминала фамилию Капусткина. Кто он такой, она не знает. Жил где-то на соседней улице. Ягодкины покупали у него мясо и молоко. Вспоминая, А. В. Ягодкина не говорила о времени, когда Капусткин взял рукопись 'Слова', не называла его имени.

      На улице Гоголя до 1957 года жил Павел Михайлович Капусткин. Родился он в 1883 году, всю жизнь служил бухгалтером. В доме держал квартирантов, имел крепкое хозяйство. Жители близлежащих улиц охотно покупали у него продукты животноводства. Он много читал, но своих книг в доме почти не было. В 1936 году овдовел, с сыном жил недружно, поэтому Евгений Павлович после службы в армии ушел из дому. Умер П.М. Капусткин глубоким стариком, оставив дом и наследство женщине, которая присматривала за ним. Новая хозяйка продала дом в 1979 году и уехала из Петрозаводска. Бывшие квартиранты, соседи по улице, наследница Капусткина утверждают: даже разговоров на интересующую нас тему не было.

      Фамилия Капусткиных в Петрозаводске довольно распространенная, поэтому поиск заставил обратиться почти ко всем Капусткиным, живущим в городе. Оказалось, кроме двух-трех приезжих семей-однофамильцев, остальные Капусткины происходят от одного старинного рода мастеровых Александровского пушечного и снарядолитейного завода в Петрозаводске. Арсению Николаевичу Капусткину, единственному из многочисленной родни, посчастливилось закончить в родном городе гимназию, а в 1910 году по окончании историко-филологического института получить диплом учителя.

      Педагогической деятельности А. Н. Капусткин отдал 47 лет. Начинал учителем гимназии в городе Галиче Костромской губернии, а заканчивал трудовую деятельность в педагогическом институте в Петрозаводске. Он один из очень немногих петрозаводчан умел и любил читать древнерусские рукописные книги. особый интерес вызвало то обстоятельство, что в начале пятидесятых годов на одной кафедре с Арсением Николаевичем служила машинисткой Анна Владимировна Ягодкина. Естественно, они хорошо знали друг друга, возможно, еще с гимназических лет, ведь Анна Владимировна была всего на четыре года моложе.

      В последние годы А. Н. Капусткин подготовил к печати рукопись по истории Петрозаводска, оставшуюся неопубликованной. В одном из разделов рукописи автор, рассказывая об Олонецкой духовной семинарии, сообщает, что в библиотеке этого учебного заведения некогда хранилась рукопись 'Слова о полку Игореве'. От кого он узнал о существовавшей копии 'Слова'? Со временем на этот вопрос нашелся очень простой ответ. Собирая материалы по истории города, Арсений Николаевич переписывался с некоторыми из своих знакомых. Один из них, пожилой ленинградец, бывший выпускник Олонецкой духовной семинарии Г. М. Линко, поделился своими воспоминаниями о старом Петрозаводске. Он и мог сообщить А. Н. Капусткину о статье в одном из номеров приложения к журналу 'Огонек' (конца пятидесятых годов) про неизвестную рукопись 'Слова' из библиотеки семинарии. Если бы эту рукопись Арсений Николаевич видел сам, то, несомненно, в своих воспоминаниях отвел бы ей большое и почетное место. Кроме того, в 1958 году в ХIV томе Трудов отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР (Пушкинского дома) была напечатана статья А. Н. Капусткина 'Четыре рукописные книги из библиотеки Карельского педагогического института'. В этом же томе помещены статьи еще двух петрозаводчан - Н. А. Мещерского и К. В. Чистова. Среди многочисленных авторов сборника встречаются имена крупнейших советских исследователей 'Слова'. Если бы А. Н. Капусткину было что сказать о втором протографе поэмы, это могло стать сенсацией, однако сенсации не произошло.

      Вернемся к версии Л. А. Творогова. В Олонецкой духовной семинарии с 1874-го по 1900 год русскую словесность и историю русской литературы преподавал В. Ф. Снитко. Козьма Филимонов закончил семинарию, когда ему исполнилось 23 года. Три года он учительствовал в родном Вытегорском уезде, а затем поступил помощником делопроизводителя губернского правления в Петрозаводске. Он никогда не преподавал в семинарии, был значительно старше Д. Островского. Революция застала Филимонова в чине надворного советника, что равнялось воинскому званию подполковника. За многостороннюю полезную и активную деятельность его уважали в губернии. Учитель Филимонова В. Ф. Снитко с того памятного дня, когда, возможно, демонстрировал рукопись 'Слова' на уроке, прожил еще 35 лет и жил все это время буквально в ста шагах от духовной семинарии - на улице Гоголя. Что же помешало Филимонову напасть на след олонецкого списка?

      Самая колоритная фигура из упомянутых Л. А. Твороговым петрозаводчан - Д. В. Островский. Выпускник Олонецкой духовной семинарии, он заканчивал не петербургскую духовную академию, как все семинаристы из Петрозаводска, а московскую. В 'Списке должностным лицам' губернии на первое января 1900 года он значится учителем пения в духовной семинарии. После выгодной женитьбы на дочери купца Островский довольно легко и быстро начал делать карьеру в небольшом захолустном губернском городке. Должность законоучителя в мужской гимназии он совмещал с обширной деятельностью в советах и комиссиях различных церковных и гражданских обществ и комитетов. Много сотрудничал с редакциями местной периодики.

      Когда в 1918 году Олонецкую епархию закрыли, губернский отдел народного образования поручил Д. В. Островскому заведование церковно-историческим музеем. Обследование библиотеки и архива духовной семинарии было разрешено ему во второй половине 1918 года, когда он подбирал материал для своего музея. В музее собралась значительная коллекция древнерусских икон и книг из большинства старинных монастырей и церквей упраздненной епархии. Архивные черновые каталоги сохранили описания уникальных книг, например, рукописное 'Евангелие' царевны Софьи, 'Апостол' первопечатника Ивана Федорова львовского издания, книги печатника Андроника Невежи. Дмитрий Васильевич Островский долго и плодотворно работал над сохранением памятников культуры, имевшихся в храмах Олонецкой губернии. Большой труд, начатый с описания епархиального древле-хранилища дореволюционной Карелии, завершился созданием Олонецкого церковно-исторического музея и описаниями его фондов (в 1920 году).

      При обнаружении рукописного сборника со 'Словом' Островский мог обратиться прямо в губоно, где ему доверяли и наверняка помогли бы обнародовать находку. В январе 1919 года библиотека семинарии была передана в губернскую библиотеку-читальню, и у Островского снова имелась возможность объявить о находке уникального памятника древнерусской литературы. Однако до самой кончины 2 марта 1920 года он полтора года молчал.

      Только через год после смерти Островского Филимонов приступил к заведованию краеведческим отделом губернской библиотеки, где к тому времени сменились три директора и более десяти библиотекарей. Первыми заведующими губернской библиотекой с 1918 года были К. Г. Троцкая, А. А. Толмачев и В. А. Богданов. В начале января 1919 года книги из духовной семинарии принимал новый заведующий Александр Александрович Толмачев. Недавний фронтовик, еще молодой человек, бывший штабс-капитан, он не слишком обременял себя заботами по службе. Когда фронт приблизился к Сулажгорским высотам (окраина Петрозаводска), его буквально заставили подчиниться мобилизации в Красную Армию, освободив от должности как не справившегося с работой. Вместо Сулажгорских высот Толмачев попадает в тыловую Вытегру. Через несколько недель забил тревогу начфин губоно, у него не было оправдательных документов на взятые Толмачевым в подотчет 30087 рублей 92 копейки. Возникшая было суматоха стихла, и Толмачев в губернской библиотеке больше не появлялся.

      Третий директор, В. А. Богданов, оставил свой след в архивных фондах большим количеством докладных записок в губоно с отчаянными требованиями упорядочить решением высоких губернских инстанций выдачу книг красноармейцам и краснофлотцам, расквартированным в Петрозаводске. В результате вышло распоряжение выдавать книги группам военнослужащих, записывая их на комиссара или командира, прибывшего в библиотеку во главе группы. Сотни томов пропадали во время перемещения воинских частей на фронт или переформирований.

      Откуда взялся и куда пропал рукописный хронограф, в составе которого находилось 'Слово о полку Игореве', остается неясным.

      В 1857 году был ликвидирован центр старообрядчества на севере Карелии в Данилове и Лексе, который владел богатейшей библиотекой древнерусских рукописных книг. Из архивных документов и публикаций Е. В. Барсова и Д. В. Островского удалось установить, что в Петрозаводск была отправлена большая часть изъятой выгорецкой библиотеки, а меньшая часть - в Повенец. Составить опись книг, прибывших в Петрозаводск, поручили 'членам консистории, кафедральному протоиерею магистру Федору Рождественскому, ключарю кандидату академии Ивану Другову и эконому архиерейского дома игумену Нафанаилу'. Три пастыря под предлогом, что 'заглавные листы в книгах большей частью истреблены', решили перепоручить такое трудное дело состоявшим у них в подчинении недоучившимся семинаристам - дьяку Ильинскому и пономарю Ухотскому.

      Ф. С. Рождественский - один из первых наставников и профессоров Олонецкой духовной семинарии. Почти четверть века он преподавал, в том числе историю русской литературы. Семинарист Иван Троицкий учился у Федора Степановича и, видимо, на его уроках видел рукопись 'Слова', о которой спустя полвека рассказал своему петроградскому студенту А. Соболевскому. После увольнения в 1857 году Рождественский неоднократно 'был назначаем к временному исполнению разных должностей по семинарии'. Можно предположить, что незадолго до кончины в 1878 году его снова пригласили провести урок словесности или лекцию по истории русской литературы во время командировки или болезни штатного преподавателя В. Ф. Снитко.

      Протоиерей Ф. С. Рождественский сорок три года совмещал должность благочинного городских церквей с преподаванием в семинарии. В борьбе с расколом он пользовался фондом старообрядческих книг из духовной семинарии, возможно, что-то задержал у себя до самой кончины. Пришедший в дом бывшего протоиерея библиотекарь или восприемник его по семинарии молодой учитель словесности В. Ф. Снитко среди невозвращенных книг и домашнего архива мог обнаружить не одну старообрядческую рукопись. Тогда же К. Филимонов мог видеть и список 'Слова' в руках В. Ф. Снитко, о чем поведал Л. А. Творогову в 1923 году.

      Что рукопись 'Слова' привезена в Петрозаводск из Выголексинского монастыря, пока нет прямого доказательства, зато имеется целый ряд интересных косвенных фактов, свидетельствующих о такой возможности. Бывшие петрозаводчане Е. Барсов, И. Хрущов и Д. Островский, ставшие впоследствии известными археографами, рассказывают о поездках в Выголексинский суземок различных местных и столичных чиновников. В одной из таких поездок олонецкого губернатора сопровождали петрозаводчане член-корреспондент Академии наук Дмитрий Васильевич Поленов и собиратель русских былин Павел Николаевич Рыбников. В старом сарае губернатор со свитой обнаружил большое количество рукописных книг. Часть из них заинтересовала Поленова, и он с помощью губернатора взял их для изучения на неопределенное время. Среди невозвращенных Д. В. Поленовым книг выгорецкого монастыря Е. В. Барсов упоминает о харатейной рукописи ХIII века с описанием жития святого Нифонта. Исследование Поленова о житии Нифонта было напечатано в Х томе 4-го выпуска Известий II отделения Российской Академии наук.

      За сто шестьдесят лет своего существования выговцы сумели собрать уникальную коллекцию старорусских книг, вывезенных из многих больших и малых монастырских древлехранилищ европейской части России. Некоторые книги переписывались, дабы иметь редкостный текст из собрания несговорчивого книговладельца. Исследователи утверждают, что несмотря на многочисленные изъятия и уничтожения старообрядческих книг жандармами (Е. Барсов пишет о 3000, Д. Островский о 5000 книг), в Петрозаводск и Повенец попала лишь незначительная часть библиотеки закрытого монастыря. Остальные книги развезены раскольниками по заонежским и обонежским деревням, кое-что увозили чиновники из уездного и губернского начальства, так как выговские рукописи и иконы считались хорошим презентом для ценителей старины.

      Активное участие Ф. С. Рождественского в экспедициях по ликвидации Выголексинского монастыря оправдывает предположение, что он мог показать в Олонецкой семинарии в 50-х и 70-х годах прошлого столетия рукописную копию 'Слова о полку Игореве'. После его смерти рукопись могли видеть на уроках В. Снитко, что не противоречит, а скорее согласуется с версией Творогова.

      Известно также, что в 1878 году в Петрозаводске побывал хранитель отделения рукописей и старопечатных книг московского Публичного и Румянцевского музеев А. Е. Викторов. Заглянул он и в семинарскую библиотеку, где обнаружил 'рукописи и книги, лежавшие в библиотечных шкафах без всякой пользы'. Ректор семинарии П. Ф. Щеглов уступил своему давнему другу и однокашнику брата раскольнические книги в обмен на необходимые учебники, которые Викторов обязался отправить из Москвы. Сделка произошла спустя полгода после кончины Рождественского. Благодаря А. Е. Викторову в Публичной библиотеке имени В. И. Ленина в Москве по сей день хранится фонд 'Олонецкой духовной семинарии'.

      В Москве рукопись 'Слова', привезенную А. Е. Викторовым, сразу признают подделкой, и новый владелец, а возможно, после его смерти в 1881 году наследники, сдают рукопись в антикварную лавку. Там ею заинтересовался начинающий коллекционер русских древностей московский купец-меценат Петр Иванович Щукин. После кончины П. И. Щукина в 1912 году вся его богатейшая коллекция книг, картин, других произведений искусства и ремесла России, Франции, Персии, Индии, Китая и Японии перешла в исторический музей (ГИМ).

      Несколько лет назад московский ученый Николай Константинович Гаврюшин опубликовал исследование щукинской рукописи номер 1075 'Слова о полку Игореве' из фондов ГИМа. В двадцатых годах рукопись ? 1075 изучали М. Н. Сперанский и В. Ф. Ржига и нашли 'очень похожей на подделки А. И. Бардина', известного фальсификатора рукописей в начале ХIХ века. Факты, приведенные Н. К. Гаврюшиным, заставляют нас еще раз внимательно рассмотреть версию о существовании в Петрозаводске с середины прошлого века второго древнего текста 'Слова'. Исследователь считает: 'внешние особенности щукинской рукописи не дают оснований считать ее сознательной подделкой, а текстологический анализ приводит к выводу, что ни с печатного издания 1800 года, ни с любого другого из многочисленных изданий 'Слова' в ХIХ веке текст рукописи ? 1075 непосредственно списать было нельзя'. Из 220 разночтений с первым печатным изданием половина приходится на совпадения с копией, изготовленной для Екатерины II. Однако известно, что эта копия была обнаружена и опубликована только в 1864 году. Имеются совпадения с выписками М. А. Малиновского из протографа, принадлежавшего А. И. Мусину-Пушкину, совпадения с цитатами из 'Слова' в 'Истории государства Российского' Н. М. Карамзина, с комментариями дореволюционных и советских исследователей поэмы, таких как М. А. Максимович, Ф. И. Буслаев, Н. С. Тихонравов, Ф. Е. Корш.

      'В таком случае,- считает Н. К. Гаврюшин, - работу писца щукинской 1075 надо было бы рассматривать как серьезный филологический труд, почти на столетие опередивший известную реконструкцию В. Н. Перетца'. И далее: 'Сопоставляя мнение М. Н. Сперанского о бумаге щук. 1075 (типа бардинской), книжную культуру писца (причастного к старообрядческой культуре) и последующую запись владельца, грубо скрепившего рукопись переплетом около 1852 - 1853 гг., мы можем с известной долей условности датировать ее второй четвертью ХIХ века'.

      Время переплетения рукописи совпадает с самым кризисным периодом выгорецкой библиотеки. Старообрядцы, можно предположить, понимали, что их монастырь обречен. Наспех переписывали и переплетали наиболее интересные книги. Сколько копий 'Слова' появилось в агонии выголексинского книгописания? Такое предположение имеет право на существование. Дальнейшее изучение щукинской рукописи 1075, будем надеяться, откроет место и уточнит время создания самой поздней копии 'Слова'.

      Можно ли отождествлять щукинскую рукопись с олонецким списком? Характеристика щукинской копии очень подходит к словам преподавателей словесности: 'Вот здесь содержится другой список 'Слова о полку Иго-реве', гораздо более подробный, чем тот, который напечатан'. В щукинскую копию не вошли все 'темные места', до сих пор по-разному толкуемые исследователями, этот список понятнее, чем тот, который печатался в период с 1800 по 1923 год. Тогда о каком тексте 'Слова' говорил Д. Островский своему знакомому К. Филимонову в 1918 году? Вероятно, дальше речь может идти о третьем тексте поэмы? Не ошибался ли ученик академика В. Н. Перетца, листая древние страницы на астраханском базаре в 1923 году, якобы вывезенные из Петрозаводска?..

      После публикации моей статьи об олонецком списке 'Слова' в газете 'Комсомолец' (1985 г.) в редакцию пришло письмо от петрозаводчанина Александра Михайловича Митрофанова. В сентябре 1988 года ему исполнилось 90 лет. В 1987 году в издательстве 'Карелия' вышла его книга 'Записки старого петрозаводчанина'. В 1918 году он окончил петрозаводскую гимназию. Хорошо помнит Д. В. Островского. Сыновья Островского учились в гимназии на два-три года младше Митрофанова. 'От старшего сына Д. В. Островского Бориса,- вспоминает Александр Михайлович,- я слышал о найденной его отцом рукописи 'Слова о полку Игореве', и, насколько помнится из разговора с Борисом, в семье отца придавалось большое значение найденной рукописи, и возможно даже, что она находилась одно время в семье Д. В. Островского, а потом куда-то исчезла'.

      Упоминаемый Твороговым Д. П. Ягодкин скончался в 1912 году. Книги и бумаги преподавателя по давней традиции в тот же год поступили в архив семинарии. В 1913 году в Петрозаводске создается 'Общество по изучению Олонецкой губернии'. Архиепископ олонецкий под влиянием нового Общества дал указание всем церквам и монастырям епархии передать ценные для истории книги, рукописи и изделия ремесла в древлехранилище консистории. Островский, как член-учредитель общества краеведов и духовный наставник архиепископа Никанора, пользуясь покровительством своего патрона, исследует церковное древлехранилище и публикует его краткое описание. Думаю, он не мог не обратить внимания на наследие Д. П. Ягодкина. Значит, мог Д. В. Островский найти рукопись 'Слова', принадлежащую Ягодкину, и по каким-то соображениям молчать до 1918 года?

      Летом 1918 года библиотеку семинарии перевозят в библиотеку только что созданного народного университета. В то же самое время и в том же зале располагаются фонды организованного церковно-исторического музея. В сентябре Островский перевозит свой музей в здание бывшего епархиального женского училища, переименованного в женскую учительскую семинарию. Здание уже почти полностью занимают штаб и команды Онежской военной флотилии.

      Весной 1919 года в связи с быстрым продвижением интервентов и белогвардейцев в городе объявлено военное положение, начинается эвакуация. Фонды церковно-исторического музея упакованы в ящики, причем некоторые ящики, по-видимому, были из-под боеприпасов или другого воинского снаряжения. Советские учреждения эвакуируются в Вытегру. 14 ноября корабли Онежской военной флотилии закончили боевые действия. Базировались корабли на Онежском и Ладожском озерах и на реке Свирь, у города Лодейное Поле.

      Ремонтная база располагалась в Вознесенье. Из последних упорных боев прибыли на ремонт и зазимовали в Вознесенье несколько поврежденных судов. Особенно затянулся ремонт плавучей батареи ?1. Она представляла собой бывшую угольную баржу вместимостью 250 тонн, переоборудованную под батарею.

      Необычно рано открылась навигация 1920 года. Незадолго до начала навигации Онежская военная флотилия была расформирована. Плавучие батареи ?1 и ?2 передавались в распоряжение Волжско-Каспийской флотилии. Плавбатарея-2, зимовавшая в Петрозаводске, не могла выйти в озеро раньше второй половины апреля, а вот плавбатарея-1 из Вознесенья по Мариинской водной системе могла попасть на Волгу уже в начале апреля и встречать первомайский праздник в Астрахани или в Баку.

      Среди разнообразных источников информации, использованных мною во время поиска, совершенно необходимо предложить читателям увлекательно написанную книгу адмирала Ивана Степановича Иса- кова 'Каспий, 1920 год'. Рассказывая о захвате кораблей белогвардейской флотилии в иранском порту Энзели на Каспийском море (глава 'Церковные древности'), автор вспоминает интересный случай. На транспорте 'Эдисон' 'пять или шесть расхристанных морячков, оказавшихся на палубе, были полупьяными. Но хуже было то, что мы прервали дележку церковной утвари (иконы, кадила, кресты, книги в окладах и т. д.), вывалившейся из вскрытого топором ящика и наспех прикрытого брезентом при нашем появлении'. Пришлось крутыми мерами прервать 'борьбу с религией и уничтожением предметов культа'. Ценности, упакованные в нескольких ящиках, были переданы в Баку местной православной епископии. Откуда церковные ценности оказались в трюме белогвардейского транспорта? Остается надеяться, что дальнейшие поиски в архивах Баку и ЦГА ВМФ помогут обнаружить эти древности и определить их происхождение.

      Как известно, историю советского военного флота периода гражданской войны называют 'озерно-речной'. Только в конце октября 1918 года с Балтики на Волгу, в основном в Астрахань, прошли десятки боевых кораблей. Все они прошли по каналам Мариинской системы, вход в которую для одних судов начинался в Вознесенье, для других - в Вытегре. Каналы и шлюзы были мелковаты для морских судов, поэтому почти каждому требовалась разгрузка. На одних и тех же причалах и складах разгружались корабли с Балтики, идущие в Астрахань, и суда из Петрозаводска с имуществом эвакуированных советских и государственных учреждений. Где-то здесь, на причалах Вытегры произошел 'обмен' инвентарными ящиками, после чего некоторые книги и иконы из фондов церковно-исторического музея попали в Астрахань.

      Так или иначе, но появление на астраханском базаре книг и рухляди из далекого Петрозаводска в начале двадцатых годов не представляется чем-то необычным.

      Имея сегодня фамилии нескольких десятков моряков из Онежской военной флотилии, воевавших в 1920 году на Каспии, мы не знаем состав команды плавучих батарей ? 1 и 2, эсминца 'Сторожевого', прибывших из Вознесенья и Петрозаводска в Астрахань. А ведь, вероятно, кто-то из них в добром здравии по сей день. Может, откликнутся?

      Только благодаря нашей инертности в мае 1966 года при разборке дома Ягодкиных в Петрозаводске строители нашли и сожгли дюжину церковных книг, никому не показав их предварительно. Всего несколько лет назад еще можно было расспросить об олонецком списке 'Слова' А. В. Ягодкину или помощницу Д. В. Островского по работе в церковно-историческом музее В. П. Полякову. В послевоенном Петрозаводске могли помочь продолжить или, за ненадобностью, прекратить поиск А. К. Бурцев, П. М. Капусткин, А. Н. Капусткин и десятки других возможных свидетелей, фамилии которых сегодня мы уже не узнаем.

      Необходима срочная организация скоординированного поиска, только тогда еще можно на что-то надеяться.

    Статья была опубликована в пятом номере журнала 'Север' в 1989 году.


"Возвращение" (эссе)
© В. Семенов