Таинство подписи поэмы

      Несомненно к именным сравнениям можно отнести два четверостишия

      в начале:


'Начнем же, братья,

повесть эту

от старого Владимира,

до нынешнего...'

      и в конце поэмы:



'Говорил Боян и Ходына,

Святославовы песнетворцы

старого времени Ярослава,

Олега-князя любимцы...'

      Последнее четверостишье исследователи 'Слова' считают сфрагидой, то есть зашифрованной подписью автора. По тому же принципу можно считать сфрагидой и первое указанное четверостишье. Песнетворец Святослава желает начать свою песню 'по былинам сего времени, а не по замышлению Бояна'. Вещий былинник, воспевающий время Ярослава Мудрого, был когда-то дворцовым поэтом великого киевского князя Святослава Ярославича и любимцем его сына Олега Святославича. От Ярослава Мудрого до Олега Святославича простирается диапазон 'старого' времени. Следовательно, и 'старый Владимир' жил в диапазоне этого времени.

      Современник Олега Святославича - великий киевский князь Владимир Мономах, несомненно, упомянут в первой сфрагиде.

      Первая русская летопись 'Повесть временных лет' заканчивается временем правления в Киеве Владимира Мономаха. Кроме того, Владимир Мономах первый русский писатель-князь, создавший в своем Поучении идеал государственного деятеля, борющегося за единство родной земли, за прекращение княжеских междоусобиц. В Ипатьевской летописи между двумя цельными произведениями 'Повестью временных лет', заканчивающейся 1117 годом, и Галицко-Волынской летописью, начинающейся 1201 годом, просматривается временной разрыв, когда единой русской летописи не существовало. Следовательно, 'старое время' имело границу 1117 годом. В конце XII века кто-то из летописцев составил общерусский свод из княжеских и монастырских архивов, отдельных литературных произведений, заполнив пробел между 1117 и 1201 годом. Подобный труд без очень богатого и щедрого мецената был невозможен. Со времен Владимира Мономаха другого такого могущественного, дальновидного и щедрого князя- мецената в Киеве больше никогда не было.

      Свободный, богатый Новгород мог позволить себе скромную, но достойную хронику. Для создания суздальского летописания потребовалось усилие трех деятельных князей, таких как Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский и Всеволод 'Большое гнездо'. Летопись, как слишком дорогой продукт самосознания светской или церковной власти, могла появиться лишь на территории, где была своя книжная культура и высокий экономический потенциал. Единственным соперником трем признанным центрам древнерусского летописания Киеву, Новгороду и Суздалю мог быть только Галич волынский. Тому доказательством появление с 1201 года Галицко-Волынской летописи. С того времени в Галиче начала господствовать ветвь князей 'мономашичей', хотя до 1198 года в Галиче процветал клан князей рюриковичей, берущий свое начало от старшего сына Ярослава Мудрого. Эта ветвь началась от Владимира Ярославича, правившего в Новгороде, и закончилась Владимиром Ярославичем, правившем в Галиче до 1198 года.

      Смысл первой сфрагиды заключен в сочетании двух имен: 'старого Владимира' (Мономаха) и не названного, но узнанного всеми 'нынешнего Владимира' (Галицкого). 'Старый' был покровителем летописца Сильвестра, закончившего 'Повесть временных лет', и автором незаурядного литературного произведения 'Поучение'. 'Нынешний Владимир', видимо, также организовал издание, оказал материальную поддержку и редактировал новую летопись в Галиче, сам являясь талантливым поэтом, создавшим 'Слово о полку Игореве'.

      Прочтение этого стиха, принятое до сих пор: 'Начнем же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Игоря', на мой взгляд, неудачно. Объясняется это недопониманием одного из сокровенных замыслов автора 'Слова...' при неправильной разбивке сплошного текста оригинала (или копии) поэмы на отдельные слова при подготовке первого печатного издания в конце XVIII века. Если песнетворец взялся переплетать славу старого и нового времени, то славу выдающегося полководца - объединителя Руси, талантливого писателя-моралиста Владимира Мономаха просто неуместно переплетать со славой попавшего в половецкий плен князя-сепаратиста, пусть даже славного человека. Во фразе заложен временной диапазон от жизни Мономаха (1053-1125 г.г.) до событий 1185 года. Делается скрытое, неафишируемое, но понятное современникам сравнение 'Поучения' со 'Словом...'. Дидактический смысл 'Слова' - тоже поучение, но - в речи защитника на воображаемом 'судебном' слушании в кругу великих русских князей.

 


"Графика слова"
© В. Семенов