В.Ю.ФРАНЧУК

О создателе версии похода

князя Игоря на половцев в 1185 г.

в Лаврентьевской летописи

Наличие двух версий похода князя Игоря на половцев давно обсуждается в научной литературе. Исследователи обращают внимание на соотношение текстов рассказов об этом событии, помещенных в Ипатьевской и Лаврентьевской летописях, стремятся определить источники и место создания каждого из них1. Убедительные соображения высказаны по поводу составителя рассказа о походе Игоря Ипатьевской летописи2. Создатель же рассказа Лаврентьевской летописи до сих пор остается неясной фигурой, хотя его автором, по мнению Б. А. Рыбакова, и “был очень интересный книжник, обладавший большим литературным талантом, афористический стиль которого заставляет вспомнить знаменитого Даниила Заточника”3.

Как литературное произведение рассказ Лаврентьевской летописи — явление редкое в древнерусский период. Это сатирическое описание действий коалиции черниговских князей, поражение которых, по мнению автора, является вполне заслуженным ими наказанием. Сатирический эффект достигается простым приемом. Черниговцы произносят хвастливые речи, которые в свете событий, известных читателю, производят комическое впечатление. Речей таких в рассказе две. И каждой предшествует небольшое вступление, комментирующее ее с авторских позиций:

1. “Здумаша Олгови внуци на половци. занеже бяху не ходили, томь лъ(т). со всею князьею. но сами поидоша о собъ. рекуще мы есмы ци не князи же. [поиде(м)] такы же собъ хвалы добуде(м)” (I, 397) 4.

2.“И стояша на вежа(х) 3 дни. Веселяся. а рекуще бра(т)я наша ходили с Стославомъ велики(м) князе(м). и билися с ними зря на Переяславль. а они сами к ни(м) пришли а в землю ихъ не смъли по ни(х) ити. а мы в земли и(х) есмы. и самъхъ избили а жены и(х) полонены, и дъти у насъ. а нонъ поидемъ по ни(х) за Донъ. и до конця избьемъ ихъ. оже ны буде(т) ту победа, иде(м) по ни(х) и луку моря. гдъ же не ходили ни дъди наши. а возме(м) до конца свою славу и чть” (I, 397).

Хотя подобный прием в древнерусском летописании XII в. выглядят необычно, но встречался он и раньше. Так, в Повести временных лет под 1103 г. молодые половцы произносят хвастливую речь, сходную с речью Ольговичей. Сходство усиливается в связи с тем, что хвастливые вояки и тут потерпели поражение. Ср.: “Половци же слышавше яко иде(т) русь. собрашася бе-щисла. и начаша думати. и ре(ч) Урусоба проси(м) мира у руси. яко кръпко ямуть битися с нами. мы бо много зла створихо(м) Русскъи земли, и ръша унъишии Урособъ. аще ты боишися руси но мы ся не боимъ. сия бо избивше поиде(м) в землю ихъ. и приимемъ грады ихъ. и кто избавить и о(т) насъ” (I, 278).

В рассказе о походе князя Игоря Лаврентьевской летописи Повестью временных лет навеяны и многие другие детали, в особенности близок он к описанию похода на половцев коалиции русских князей под руководством Владимира Мономаха. Кроме приведенных уже речей Ольговичей, можно отметить также речи самих половцев: “половьци же услышавше. поидоша рекуще бра(т)я наша избита и оци наши. а друзии изъим(а)ни. а се нонъ на на(с) иду(т)” (1, 397).

Характерно, что эти же детали можно видеть и в предшествующем рассказе Лаврентьевской летописи о походе на Кобяка. Например: “половци же услышавше русь оже пришли на ни(х). ради быша надъющеся на силу рекоша. се бъ вдалъ е(с) князи русскиъ, и полкы ихъ в руцъ наши” (1, 395). Из Повести временных лет почти полностью позаимствовал его автор и речь Владимира Глебовича Переяславского5.

Повесть временных лет

Лаврентьевская летопись

и ре(ч) Володимеръ. сь днь иже створи г(с)ь. възрадуе(м)ся и възвессли(м)ся. во нь. яко г(с)ь избавилъ иы е о(т) врагъ наши(х). и покори враги наша

и скруши главы змиевыя (I, 279).

и ре(ч) Володимеръ сь днь иже створи г(с)ь. възрадуемся и взъвеселимся в онь. яко г(с)ь избавил ны е(с) о(т) врагъ наши(х) и покори врагы наша по(д) возъ наши. и скруши главы змиевыя (I, 396).

Подтверждаются таким образом наблюдения А. А. Шахматова, который утверждал, что и рассказ о походе князя Игоря, и рассказ о походе на Кобяка Лаврентьевской летописи созданы одним автором. “Владимирскому сводчику 1192 г. — пишет ученый, — они стали известны уже в готовом виде; это ясно, между прочим, из того, что в первом из этих рассказов обнаруживается составитель — переяславец, житель Переяславля Южного, или Русского (главное внимание уделено переяславскому князю Владимиру Глебовичу...); того же переяславца легко заметить и в рассказе об Игоревом походе: Игоревы союзники сошлись у Переяславля; уже это обстоятельство послужило основанием для переяславцев. интересоваться исходом похода; но, кроме того, поражение Игоря вызвало нападение на Переяславль торжествующих половцев; мужественный отпор, оказанный им Владимиром Глебовичем, вошел в переяславскую версию о полку Игореве”6.

Выводы А. А. Шахматова представляют большой интерес. Симпатии к Переяславлю и переяславскому князю Владимиру Глебовичу — важная деталь, отличающая версию Лаврентьевской летописи. Наряду с другими деталями она может быть использована в поисках создателя ее текста. “Упоминание подвигов Владимира Глебовича в военных предприятиях против степи, — пишет М. Д. Приселков, — это и есть тот критерий, по которому мы определяем заимствования из летописца Переяславля Русского как в составе Киевского свода 1200 г., так и в составе Владимирского свода 1193 г.”7

В научной литературе между тем известно, что интерес к Переяславлю нашел отражение еще в одном рассказе о походе на половцев, помещенном как в Лаврентьевской, так и Ипатьевской летописях, — так называемом рассказе о походе князя Михалки Юрьевича. В нем упоминается и Владимир Глебович: “князь бо Переяславьскыи. Володимъръ Глъбовичь. в то время бяшеть малъ. яко 12 лъ (т)” (II, 553)8. Налицо и известный уже прием — речи половцев: “половци же ти слышавше. обьъхавша Глъба. къ Переяславлю. и сдумаша. се Глъбъ ъхалъ на ону сторону кь онъмь половьцемь. а тамо ему постряти. а кь намъ не ъхалъ. поидемъ за Кыевъ. возмемъ села. поидемъ же с полономъ вь Половьцъ” (II, 556). Наряду с половцами рассуждают (думают) в этой повести и “наши”: “и думашьть [Глеб Юрьевич] с дружиную о томъ къторомъ. поидемь переди и сдумаша переже ити къ Переяславлю (II, 555); наши же слышавше думаша. оже мы дадим симъ животъ. а половъць много есть назадъ. а насъ есть мало. оже ся с нима начнемъ бити. то се намъ будуть первии ворози” (II, 557).

Рассказ о походе Михалки Юрьевича отличается картинностью. В нем много живописных деталей. Например, когда киевский князь Глеб Юрьевич хотел сам броситься в погоню за половцами, то “береньдъевъ яша коня за поводъ” (II, 556). Союзные кочевники далее объясняют князю: “тобъ лъпо ъздити вь въликъ полку, и егда совокупишася сь братьею. а ньпгъ пошли брата, которого любо и береньдъевъ. нъколько” (II, 556—557). Точно так же (“яша коня княжа за поводъ”) берендеи не допускают на поле боя и брата Глеба Юрьевича Михалку, которому растолковывают: “не ъзьдите вы напередь. вы есть нашь городъ. ать мы поидемъ напередь стръльци” (II, 558).

На двукратное повторение жестов и речей (возражения берендеев, допросы пленных) в рассказе о походе Михалки обратил внимание А. С. Орлов". Следует отметить, что этими особенностями, а также стремлением автора объяснить, комментировать описываемые события он напоминает рассказы о походе русских князей на Кобяка и о походе князя Игоря.

Сходство предстанет нагляднее, если примем во внимание лексико-фразеологический состав трех рассказов. Так, во всех рассказах употребляется местоимение наши в значении “русские воины”10. Под 1172 г.: наши же слышавше думаша (II, 557); наши же биею помощью кръпляхуся (II, 558); надъющеся на силу погании. и поидоша противу нашимь (II, 558); и потяша и стяговника нашего (II, 558), а наши по ни(х) погнаша (II, 558). 1183: наши же погнаша съкуще я (I, 395); Сдъя г(с)ь спснье велико наши(м) князе(м) и воемъ ихъ. надъ врагы нашими (I, 396). 1185: наши же видъвше ихъ ужасошася (I, 398); и побъжени быш(а) наши гнъво(м) бжьимъ (I, 398); а о наши(х) не бы(с) кто и въсть принеса (I, 398). Наблюдается склонность к употреблению указательного местоимения в роли определенного артикля 11. Под 1172 г.: умиряся с тыми половци и приду к вамъ на миръ (II, 555); половци же ти слышавше. объъхавша Глъба (II. 556); дожьдаша же и того полку великого (II, 558). Ср. под 1185 г.: а остатокъ бьены(х) тъ(x). бъжаша дружинъ своеи (I, 398).

Большой интерес представляет употребление в изучаемых текстах слова русь в значении “русский народ”, “русские воины”. Под 1172 г.: бы(с) же у поганы(х) 900 копии а в руси 90 копии (II, 558). Под 1183 г.: половци же услышавше русь оже пришли на ни(х). ради быша (I, 395). Наши наблюдения над этим словом показали, что летописцы, которых можно считать авторами киевской летописи, знают другое значение этого слова: “русская земля”, “русское государство” 12. Только так употребляет его Поликарп 13: бъжащю же Стославу из Новагорода. идущю в Русь къ брату, и посла Всеволодъ противу ему (II, 308—309); Томъ же лътъ. поиде Дюрги с ростовци и съ суждалци и съ всими дътьми в Русь (II, 468). В этом же значении встречается существительное русь у летописца Святослава Всеволодовича: и пусти [Святослав Всеволодич] брата своего Всеволода, и Олга сна своего, и Ярополка в Русь (II, 620); придоша измалтяне. безбожнъи половци. на Русь воевать (II, 628); Пошелъ бяше. оканьныи и безбожный и треклятыи Кончакъ. со мьножествомъ половець. на Русь (II, 634). Как “русская земля” употребляет существительное русь Моисей Выдубицкий: а сна своего Костянтина в Русь посла [Давид] брату своему Рюрикови на руцъ (II, 704—705).

Исключением являются записи Петра Бориславича, в которых русь = русские воины. Например: и о(т)толъ пустиста. новгородци и русь. воевать къ Ярославлю (II, 371); и покрыша Днъпръ о(т) множества вои. и русь переъхаша в лодьяхъ (II, 425); и пустиша по ни(х) стрълцъ своя черныя клобукы и русь (II, 436); русь же потопташа ъ. половци же бъгаюче передъ русью потопоша мнозъ. въ Черторыи... и тако поможеть бъ руси (II, 623); кони скоти мнози потопли суть. в Хирии. бъгаюче передъ русью (II, 629); Романъ же не послушавъ ихъ. и ни мужии своихъ. и да ему полкъ и ударишася ляховъ с русью и потопташа ляховъ русь. и победи Межька Романа, и избиша в полку его руси много и ляховъ своих (II, 687).

Кстати, упомянутые особенности характеризуют и некоторые другие статьи, общие киевскому и владимирскому летописанию. Например, в статье под 1182 г., где рассказывается о гибели родного брата Владимира Глебовича Изяслава, встречаем: 1) местоимение наши в отмеченном значении: а наши погнаша. съкуще поганыя. бохмиты> (II, 626); 2) существительное русь: и поидоша на русь. русь же доспъвше полкъ... и поидоша противу имъ... и поможе бъ руси (II, 626); 3) указательное местоимение: и вышедъше на островъ тотъ (II, 626); на том же островъ... преставися князь Изяславъ Глъбовичь о(т) стрълной той раны (II, 626).

Все это дает основание высказать предположение об одном авторе ряда статей, посвященных деятельности сыновей и внуков Юрия Долгорукого.

Если на уровне лексики неизвестный автор, создавший ряд рассказов о походах на половцев, и киевские летописцы имеют определенное сходство, то в отношении фразеологии их тексты отличаются значительно. Например, киевские летописцы никогда не определяют богородицу как “скорую помощницу роду крестьянскому”, что характерно для владимирского летописания. Однако в рассказе о походе Михалки: полонении же вьзвратишася вь свояси. и прочий кр(с)тьяни вси прославиша ба и стую Бцю. скорую помощьницю роду кр(с)тьяньскому (II, 559). Ср. в рассказе о походе на Кобяка Лаврентьевской летописи: и възвратишася домовь славяще ба и стую Бцю. скорую помощницю. роду хрь(с)яньску (I, 396).

Только в рассказе о походе Михалки в Ипатьевской летописи упоминается какое-то место, именуемое “луку моря”: но бъ млтвую оца его избави [Михалку Юрьевича] о(т) смрти яко же преже в луцъ моря (II, 558). В своей хвастливой речи Ольговичи тоже мечтают добраться до “луку моря. гдъ же не ходили ни дъди наши” (1, 397).

Если Михалку Юрьевича спасает от смерти молитва отца, то Володимир Глебович “дъда своего млтвою укръпляе(м) и отца своего” (I, 395). Следует отметить, что такая полуязыческая “дъдня и отня молитва” никогда не упоминается киевскими летописцами этого времени.

У автора анализируемых рассказов постоянно встречаются обороты типа божиею помощью укръпляеми (кръпляхуся), побъжени гнъвомъ божьимъ, гоними гнъвомъ божиимъ и святъи Богородици, яко пожрети хотяще и т. п. И хотя в них нет ничего оригинального, постоянное нагромождение одних и тех же речевых штампов, на наш -взгляд, тоже может свидетельствовать в пользу авторства одного лица.

Представляет интерес и вопрос о том, какие материалы использовал составитель рассказа о походе князя Игоря.

Сравнив рассказы о походе на Кобяка Ипатьевской та. Лаврентьевской летописей, А. С. Орлов убедительно показал, что они имеют общий источник: “Обращаясь к занимающим нас повестям, — пишет он, — заметим, что в них есть значительная разница между Лаврентьевской и Ипатьевской летописями, но есть и кое-что общее, и притом схожее отчасти текстуально. Первый рассказ — об удачном походе Святослава — представляет сжатую передачу той именно повести, которая дана в Ипатьевской летописи, причем опущены детали последней, несомненно отвечающие действительности”14.

Следы текстуальной общности рассказов А. С. Орлов видит в перечне взятых в плен половецких ханов и в следующем отрезке:

половци же узръвше Володимерь полкъ. кръпко идущь на нихъ. и побъгоша гоними гнъвомъ бжьимъ cтъи Бцъ (II, 631)

половци же узръвше полкъ Володимерь. кръпко идущь на ни(х). побъгоша гонимы гневом бжьимъ. и стое Бци (1, 395).

На самом деле следов текстуальной близости обоих рассказов значительно больше. Можно думать, что к общему источнику восходят следующие фрагменты: а) начало рассказа: мысль о походе на половцев внушает князьям бог; б) описание состава участников похода; в) перечисление арьергарда молодых князей; г) некоторые конкретные детали: половцев искали 5 дней, берендеев было 2000 и 100.

Результаты сопоставления текстов рассказов о походе на Кобяка любопытны, так как, с одной стороны, выявляют общий для них материал; с другой стороны, выясняются изменения, внесенные автором Лаврентьевской версии.

Ипатьевская летопись

Лаврентьевская летопись

Того же лъ(т), бъ вложи. въ ср(д)це Стославу, кнзю Киевьскому и великому кнзю. Рюрикови Ростиславичу. и почти на половцъ. и посласта по околниъ кнзи. и совкупишася к нима.

В то же лъ(T). бъ вложи и в ср(д)це княземъ русскымъ. ходиша бо князи русстии вси на половци. Стославъ Всеволодичь. Рюрикъ Ростиславичь,

Стославича. Мьстиславъ. и Глъбъ. и Володимъръ Глъбовичь. ис Переяславля. Всеволодъ Ярославичь из Лучь(с)ка. с братомъ Мъстиславомъ.

Володимеръ Глъбовичь. Стославичь Глъбъ. Гюргевичь Глъбъ Туровьскыи.

Романовичь Мьстиславъ Изяславъ. Двдвичь. и Городеньскии Мьстиславъ, Ярославъ кнзь Пиньскии. с братомъ Глъбомъ. из Галича о(т) Ярослава помочь.

Романовичь Мстиславъ. Двдвчь Изяславъ. Всеволодъ Мстиславичь. И галичьская помочь. и володимерьская. и лучьская. И по(и)доша к ни(м) вкупъ вси.

И ту перебродися на ратьную сторону Днъпра II 5 дни искаша ихъ. ту же о(т)ряди моложьшеъ кнзъ. передъ своими полки о(т)ряди же Володимера Переяславьского.

И пере(ше)дше Уголъ ръку 5 днии Искаша ихъ. Володимеръ же Глъбовичъ внукъ Юргевъ. ъздяше напереду в сторожи(х) с переяславци.

и Глъба. и Мьстислава сна своего, и Романовича Мьстислава. и Глъба Гюрговича князя Дубровицьского. и Мьстислава. Володимерича. и берендъевъ с нимъ. было 2100 (II, 630 — 631)

И берендъевъ было с нимь 2000 и 100 (I, 394—395)./TD>

В Ипатьевской летописи рассказ начинается характерной для летописца Святослава Всеволодича формулой называния князей-соправителей 15. Они посылают к подвластным им князьям и, соединившись с ними, отправляются в поход.

Составитель Лаврентьевской версии опускает детали, возвеличивающие Святослава и Рюрика. В его изложении мысль о войне с язычниками была внушена всем русским князьям, которые идут в поход по своей инициативе. Все же имена Святослава и Рюрика остаются в этом перечне на первом месте.

В рассказе Ипатьевской летописи после князей-соправителей указаны имена сыновей киевского князя — Мстислав и Глеб Святославичи. Владимир Глебович из Переяславля назван после них.

Владимирский летописец делает перестановку и выдвигает на первое место Владимира Глебовича. Что касается более молодых князей, то имена многих из них он вообще опускает. Некоторые князья, названные в Ипатьевской летописи по именам, скрыты за формулой: помочь володимерьская и лучьская. Взамен конкретной помощи “из Галича от Ярослава” появляется просто “галичьская помочь”. Из подробного рассказа о составе арьергарда, в который вошел ряд молодых князей, Лаврентьевская версия сохранила лишь имя Владимира Глебовича. Сокращение проведено таким образом, что 2100 берендеев, которые по Ипатьевской летописи находились под командой Мстислава Владимировича16, оказываются под началом Владимира Глебовича. Конкретные цифры в Лаврентьевской версии сохранились, но географические подробности опущены или перепутаны.

Те же приемы нетрудно увидеть и в рассказе о походе князя Игоря. Сравним начальные строки17:

Ипатьевская летопись

Лаврентьевская летопись

В то же время Стославичь. Игорь внукъ Олговъ. поъха

Того (ж) лъ (т). Здумаша

Олгови внуци на половци... и сняшася у Переяславл(я). Игорь съ двъма снома.

из Новагорода. м(с)ца. априля. въ 23 днь во вторникъ. поимяи со собою брата. Всеволода ис Трубечка. и Стослава Олговича. сновця своего изъ Рыльска. и Володимъра сна своего, ис. Путивля. и у Ярослава испроси. помочь. Ольстина. Олоксича. Прохорова внука. с коуи черниговьскими

из Новагорода Съверьскаго. ис Трубъча Всеволодъ. брата его

Олгович Стославъ. из Рыльск(а). и

черниговьская помочь

(II, 637—638).

(I, 397)

При сравнении обнаружится как определенное сходство, так и те же принципы сокращения текста, что и в рассказе о походе на Кобяка. Например, вместо подробного описания: “и у Ярослава испроси, помочь. Ольстина. Олексича. Прохорова внука, с коуи черниговьскими” — в Лаврентьевской версии указывается “черниговьская помочь”. Далее текстуальное сходство рассказов Ипатьевской и Лаврентьевской летописей теряется. Это соответствует предположению Б. А. Рыбакова, который считает, что поход и описание сражений в Ипатьевском рассказе даны по тексту Петра Бориславича18.

Некоторое сходство как будто можно видеть только в следующих отрывках:

и ре(ч) Игорь...

се бъ силою своею возложил на врагы наша побъду,

а рекуще (Олгови внуци)...

оже ны буде(т) ту побъда.

а на

иде(м) по ни(х) и луку моря. гдъ же не ходили ни дъди наши. а возме(м) до конца

на(с) ч(с)ть и слава (II, 640).

свою славу и чть (I, 397—398).

Возможно, обе речи создавались авторами рассказов на основе каких-то извлечений из летописи Святослава Всеволодича, но изложены были факты каждым из них в соответствии с поставленными задачами.

В этом плане привлекает внимание мнение М. Н. Тихомирова: “Рассказ Лаврентьевской летописи явно составлен по разным источникам и лишен местного колорита. Если бы не было другого рассказа о походе Игоря в Ипатьевской летописи, мы были бы лишены возможности даже предположительно говорить о месте битвы и маршруте похода Игоря Святославача. Объяснить эти особенности рассказа о походе Игоря в Лаврентьевской летописи можно двояким путем; или летописец пользовался устными рассказами и сделал запись па севере, где плохо представляли топографию Половецкой степи, а Переяславль казался постоянным местом, откуда совершались походы в степь; или рассказ о походе Игоря против половцев был настолько сокращен, что от него остались одни выдержки. Во всяком случае, историческая достоверность известия Лаврентьевской летописи о походе Игоря против половцев очень относительна и опираться на него очень трудно”19.

Интересно, что ученый предполагает наличие у составителя Лаврентьевского рассказа различных источников. Между тем А. А. Зимин, рассматривая рассказ Ипатьевской летописи, тоже высказал убеждение, что он составлен из отрывков, принадлежащих разным авторам: “Рассказ 1185 г. в Ипатьевской летописи состоит из фрагментов, взятых из трех летописцев: черниговского, киевского и переяславского” 20. Основым аргументом при этом является то, что наличие трех источников было установлено А. А. Шахматовым и М. Д. Приселковым для записей Ипатьевской летописи 70-х — 80-х годов ХII в. В связи с этим А. А. Зимин не проводит самостоятельного текстологического исследования указанных фрагментов, а выявляет их исключительно по содержанию. Так, по его мнению, начало рассказа о походе русских князей на половцев в 1185 г. восходит к летописцу Игоря, т. е. к черниговскому. После пленения князя, когда действие перемещается в Киев, главным действующим лицом становится Святослав. (“В то же время великый князь Всеволодич Святослав шелъ бяшеть в Корачевъ”). Киевский источник сообщает о подготовке русских князей, которые узнали о поражении Игоря, к походу против половцев. Кончается этот фрагмент словами: “совокупив вои стояшеть”. Далее отмечаются обстоятельства, связанные с набегом половцев на Переяславль и Римов (“Поганый же половци победивъше Игоря... и возвратишася во свояси”). А. А. Зимин предполагает, что данный фрагмент полностью восходит к переяславскому летописцу Владимира Глебовича. Пребывание Игоря в плену и побег снова возвращают к черниговскому источнику. Связующим звеном между переяславским и черниговским отрывками является фраза: “Игорь же Свя(то)славличь тот год бяшеть в Половцех”.

Выводы, к которым приходит А. А. Зимин, следующие: структура рассказа 1185 г. органична для летописи и не имеет внелетописного источника. Так как слияние трех источников относят к концу XII в. (около 1200 г.), то и рассказ о походе князя Игоря, известный по Ипатьевской летописи, не мог появиться раньше этого времени.

В разборе статьи А. А. Зимина, принадлежащем А. Г. Кузьмину, убедительно показано, что состав Ипатьевской летописи значительно сложнее, чем представляется исследователю 21. А. А. Шахматов и М. Д. Приселков дали только общую оценку Ипатьевской летописи. Для таких выводов, которые делает А. А. Зимин, этого недостаточно, Однако сомнительным представляется неожиданный вывод самого А. Г. Кузьмина о том, что рассказ о походе князя Игоря написан одним автором: “Как можно видеть, статья 1185 г. Ипатьевской летописи носит следы позднейшего редактирования. Но эти следы очень незначительны. Можно говорить лишь о небольшой вставке из переяславского летописца и о некотором возвышении Рюрика Ростиславича. Весь основной рассказ — вся его канва с переходом от Святослава к Игорю, с описанием нападения половцев на Переяславль и Посемье, с сообщением о бегстве Игоря и его прибытии к Святославу в Киев — составляет более или менее современную запись, сделанную одним автором. Этот автор близок к Игорю и Святославу и вообще Ольговичам” 22.

К важным итогам в результате изучения проблемы пришел Б. А. Рыбаков. Рассказ о походе князя Игоря, сохранившийся в Ипатьевском списке Южнорусского свода, был составлен через несколько лет после похода (после 1188 г.). Лицо, составлявшее его (Галичанин), использовало для этой цели современные самим событиям записи двух летописцев. Один из них — Петр Бориславич — был летописцем князя Рюрика Ростиславича. Другой — безымянный — летописцем его соправителя Святослава Всеволодича. Летописцы узнали все детали похода или от самого Игоря Святославича, или от его окружения, когда бежавший из плена князь явился в Киев просить помощи” Какие-то сведения были получены еще раньше от Беловолода Просовича, принесшего весть о разгроме войск русичей на реке Каяле.

Аргументация ученого построена в основном на анализе содержания фрагментов рассказа: “Создается такое впечатление, что для написания всей первой части (поход, две битвы) был использован текст, написанный летописцем Рюрика: перечень князей, маршрут, темп марша, донесения разведки, точнейшая дислокация полков, ход битвы, погоня, перечень половецких ханов, детали последней воскресной битвы, имена воевод, восхваление рыцарской доблести раненого Игоря — все это полностью совпадает с приметами этого летописца” 23. Присутствуют в работе Б. А. Рыбакова и элементы лингво-стилистического анализа. Так, он обращает внимание на то обстоятельство, что летописец Рюрика называет главных князей Руси лишь по именам, а летописец Святослава Всеволодича величает их, как правило, по имени и отчеству. Отмечены и другие признаки, которые отличают этих летописцев.

Например, летописец Рюрика для обозначения союзных русским князьям торков употребляет сочетание черный клобук, а летописец Святослава называет их берендеями. Постоянных врагов Русской земли летописец именует половцами, а летописец Святослава добавляет к этому существительному определение поганые и т. д.24

Как показывают наши наблюдения, все общие места рассказов о походе Игоря в обеих летописях отличаются особенностями, характерными для летописца Святослава Всеволодича. Поэтому так важно сопоставить наши выводы с наблюдениями Б. А. Рыбакова, который утверждает, что владимирский летописец, составивший рассказ о походе Игоря, не имел в своем распоряжении летописи Рюрика Ростиславича и не был знаком с рассказом, составленным Галичанином. Сведения, которые мог получить этот летописец, ограничивались информацией из кругов, близких к Святославу Всеволодичу 25.

Б. А. Рыбаков не останавливается на вопросе, была ли эта информация получена устным путем или дошла во Владимир в записи. Впрочем, отвечая на свой же вопрос, как мог изобразить поход и битвы князя Игоря летописец Святослава Всеволодича, он делает следующее замечание: “Надо думать, что по своему духу изображение похода и битв в ней должно было быть близким к рассказу Лаврентьевской летописи, в основе своей недоброжелательному и ядовитому”26.

Проведенное исследование дает основание считать, что в основе рассказа о походе князя Игоря Лаврентьевской летописи, как и в основе рассказа о походе па Кобяка, лежат письменные материалы, извлеченные из летописи Святослава Всеволодича.

Летописец, обработавший их, был явным сторонником детей и внуков Юрия Долгорукого. Внимателен он и к Володимиру Глебовичу, и к его брату Изяславу, и к отцу Глебу, и к дяде Михалке. Не стремясь к исторической точности описываемых событий, он переработал полученные им сведения в литературном плане. Придуманные им речи действующих лиц эффектны и содействуют развертыванию сюжета.

Создатель Лаврентьевской версии похода князя Игоря не проявляет большого интереса к религиозным вопросам, хотя, по-видимому, имеет отношение к церкви. Его интерес к Переяславлю определяется преданностью потомках Юрия Долгорукого, связанным с этим городом. Но вряд ли следует говорить о переяславском происхождении человека, плохо представляющего географию Южной Руси. Можно лишь допустить, что какое-то время автор версии о походе князя Игоря Лаврентьевской летописи провел в Киеве, о чем как будто свидетельствует его сообщение о походе Михалки. По своим взглядам, симпатиям, по особенностям языка — это типичный представитель Северной Руси, вероятнее всего владимирец.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См. литературу: Зимин А. А. Ипатьевская летопись и “Слово о полку Игореве”. — История СССР, 1968, № 6, с. 43—64; Кузьмин А. Г. Ипатьевская летопись и “Слово о полку Игореве” (по поводу статьи А. А. Зимина). — История СССР, 1968, № 6, с. 64—87; Добрушкин Е. М. Летописные рассказы о походе русских князей на половцев 1185 г. — Вопросы историографии и источниковедения. Казань, 1969, вып. 4, с. 261—271.

2 Рыбаков Б. А. Киевская летописная повесть о походе Игоря в 1185 г. — ТОДРЛ, 1969, т. XXIV, с. 58—63; он же. “Слово о полку Игореве” и его современники. М., 1971, с. 172—201; он же. Русские летописцы и автор “Слова о полку Игореве”. М., 1972, с. 147—172 и др.

3 Рыбаков Б. А. “Слово о ПОЛКУ Игореве” и его современники. с. 198.

4 Лаврентьевская летопись цитируется по изданию: ПСРЛ, т. 1. Лаврентьевская летопись. М., 1962. В круглых скобках даем номер тома и столбца.

5 Этот факт отмечен в “Истории государства Российского” И. М. Карамзина (т. III. СПб., 1818, с. 42, прим. 67).

6 Шахматов А. А. Радзивиловская, или Кенигсбергская летопись. СПб., 1902, с. 75—76.

7 Приселков М. Д. История русского летописания XI—XV вв. Л., 1940, с. 67.

8 Ипатьевская летопись цитируется по изданию: ПСРЛ, т. II. Ипатьевская летопись. М., 1962. В круглых скобках даем номер тома и столбца. По Ипатьевской летописи в тексте статьи даются все даты. Например, поход Михалки Юрьевича, происходивший в 1169 г., описан в ней под 1172 г. Поход на Кобяка 1184 г. помещен в Ипатьевской летописи под 1183 г. В Лаврентьевской же летописи он находится под 1185 г., так как в ее составе нет рассказа, описанного в Ипатьевской под 1184 г., а кроме того, Лаврентьевская летопись со второго десятилетия XII в. опаздывает в сравнении с Ипатьевской на один год. Рассказ о походе князя Игоря читается в ней под 1186 г. См.: Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963.

9 Орлов А. С. “Слово о полку Игореве”. М.—Л., 1946, с. 156.

10 Е. М. Добрушкин замечает: “Обращает на себя внимание в данном случае то, что об Ольговичах и их воинах летописец пишет "наши"” (Добрушкин Е. М. Указ. соч., с. 266). Однако в данном случае это лишь авторская манера создателя повестей о походах на половцев.

11 Б. А. Рыбаков связывает эту черту с деятельностью Кузьмища Киянина (Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор “Слова о полку Игореве”, с. 85. 121), однако не отрицает ее и у летописца Святослава Всеволодича (там же, с. 137).

12 См.: Насонов А. Н. Русская земля и образование территории древнерусского государства. М., 1951, с. 1—260.

13 В работе употребляются условные имена летописцев, как уже принятые исторической наукой, так и предложенные Б. А. Рыбаковым.

14 Орлов А. С. Указ. соч., с. 163.

15 Ср. замечание Б. А. Рыбакова: “Четкое разделение текстов двух летописцев возможно при учете формул титулования князей-соправителей — Святослава и Рюрика. Один из них (обладающий рядом других специфических признаков) писал: „Святослав Всеволодич и Рюрик Ростиславич", иногда „Святослав, князь Киевский, и великий князь Рюрик Ростиславич"” (Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор “Слова о полку Игореве”, с, 17).

16 По-видимому, это сын Владимира Мстиславича Мачешича. Ср. под 1180 г.: слышавъ же Рюрикъ. оже Стославъ же привелъ к coбъ половцъ в помочь, и лежать со Игоремь по Долобьску. и посла Мьстислава Володимерича. с черными клобуки (II, 626).

17 Б. А. Рыбаков считает, что в первой части Ипатьевского рассказа нет фрагментов, которые можно было бы возвести к летописи Святослава Всеволодича (Рыбаков Б. А. “Слово о полку Игореве” и его современники, с. 183). Однако состав участников похода заимствован скорее всего именно из нее.

18 См.: Рыбаков Б. А. Киевская летописная повесть о походе Игоря, с. 59.

19 Тихомиров М. Н. Историко-географический кругозор “Слова о ПОЛКУ Игореве” как произведения XII в. — Тихомиров М. Н. Русская культура X—XVIII п. М., 1968, с. 79.

20 Зимин А. А. Ипатьевская летопись и “Слово о полку Игореве”, с.< 49.

21 Кузьмин А. Г. Ипатьевская летопись и “Слово о полку Игореве”, с. 71.

22 Там же, с. 77.

23 Рыбаков Б. А. “Слово о полку Игореве” и его современники, с. 174.

24 Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор “Слова о полку Игореве”, с. 132.

25 Рыбаков Б. А. “Слово о полку Игорове” и его современники, с. 197.

26 Там же. с. 182.