ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗЫСКАНИЕ ОБ АВТОРЕ "СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ"

 

(Это исследование, датированное в рукописи: "Май - июнь 1944 г.", рецензировано академиком Б. Д. Грековым 12 ноября 1944 г. Доклад об этом состоялся в Московском Доме Союза советских писателей 10 января 1945 г. Отчет о докладе - 12 января в "Литературной газете")

1.

"Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославля, внука Ольгова" - гениальная поэма Древней Руси XII века - занимало умы Маркса и Энгельса, вдохновляло Пушкина.

В наши дни "Слово о полку Игореве", "героическая песнь", по праву занимает место "на челе" всей оборонной литературы.

И не праздное занятие - попытаться отыскать во мгле веков гениального певца, сложившего эту песнь, гордость всей мировой поэзии. Попытки эти всерьез и не предпринимались: "безыменная поэма" - вот обычное приложение к "Слову о полку", "безыменный автор".

А не потому ли она и "безыменная", что современники слишком хорошо знали, кем она спета? Не говорим же мы:

"Евгений Онегин"... Пушкина. Маяковский нарочно выпустил без подписи "150 миллионов". Узнали! И не потому ли автор "Слова о полку Игореве" стал безыменным для далеких потомков, что слишком был "именит", "словутен", известен современникам, для того чтобы всякий раз его имя соединять с произведением? Мне думается, песнь, пропетая, вернее, сказанная песноречием, вскоре стала как бы фольклором, исполнялась не только автором, но и лучшими дружинными певцами - песнетворцами. Однако всем было известно, что пламенный дифирамб, пропетый Игорю Северскому и всему "Ольгову храброму гнезду", а также поистине гомерическая хвала знаменитому князю Карпатской Руси Ярославу Осмомыслу Галицкому и не имеющая себе равных песнь о дочери Осмомысла, о жене Игоря, Ярославне, - что все это впервые пропето именно тем песнотворцем, который всей душой был привязан к своему Игорю, к его детям и не в меньшей степени преклонялся перед грозным тестем его, Осмомыслом, и боготворил карпатодунайскую княжну, свою княжну, скажем мы заранее, которая стала женой Ольговича - Игоря.

Такой певец в XII - XIII веках известен по летописям только один. Это имя читатель узнает далее.

А уж Игоря ли не возвеличил пезец! Игорь у него - солнце Русской земли, голова Русской земли, хотя он - только удельный князь Новгорода-Северского. А разве менее пламенно воспет другой Святославич - Ольгович, Буй-Тур Всеволод? И разве не материнской нежностью и скорбью напоены слова поэта о Игоревичах - "молодая месяца"? Наконец, заключительный дифирамб Ольговичам - Игорю, Всеволоду и Владимиру Игоревичу?

Да что говорить! Так пишет только приверженец, только пламенный апологет!

А гиперболический дифирамб Осмомыслу Галицкому, - о каком еще другом князе сказано так? Даже слово о "грозе севера" - Всеволоде Третьем и Романе Великом, "буй-Романе", не идет ни в какое сравнение с хвалою князю Карпатской Руси. Да и обращение поэта - а никак не Киевского Святослава! (я на этом исправлении настаиваю) - к другим князьям полно укоризны и безнадежности.

Эти два обстоятельства: первое - превознесение над всеми Ярослава Осмомысла Галицкого и второе - зятя его, иначе говоря - нареченного сына, Игоря Святославича, вместе с другими данными истории, которые будут приведены далее, заставляют нас поддержать мнение тех ученых, которые считают, что автор "Слова" - уроженец Карпатской Руси.

2.

Известные исследователи "Слова" - академик А. С. Орлов и Н. Н. Зарубин примыкают к мнению Головина, Щурата и Петрушевича, что автор "Слова о полку Игореве" - карпаторус, галичанин. Установив чрезвычайно убедительно галицко-волынскую литературную манеру в "Слове о полку", академик А. С. Орлов заключает: "Это ведет как будто к тому, что и сам поэт - творец "Слова о полку Игореве" был выходцем из Галицкой земли, сопутствовавшим Ярославне ко двору ее мужа" (Игоря). (А. С. Орлов, академик. "Слово о полку Игореве"”, 1943, стр. 31.)

Н. Н. Зарубин, отметив общеизвестный факт высокой русской культуры на Карпатах в XII веке, склоняется к тому, что родиною автора "Слова" была "горная часть Русской Галиции" ("Труды Отдела древнерусской литературы Академии наук СССР", т. II. М., 1935, стр. 150.)

Выводы о карпаторусском происхождении певца, создавшего "Слово о полку", покоятся главнейше на сравнительно-литературном анализе. Историческое изыскание позволяет, с предельным вероятием, возможным в таком деле, назвать самое имя гениального карпаторуса и открыть перед широкими кругами даже и одно из трагических событий его жизни.

Однако многое можно почерпнуть предварительно в поддержку карпаторусского происхождения певца и из самого "Слова".

Перечитайте его, и вы увидите, как все помыслы поэта и Ярославны обращены в сторону Карпато-Дунайской Руси. Карпато-дунайский элемент сильно преобладает в поэме - и в смысле топонимики, и в смысле упоминаемых людей. Дунай поминается многократно. И здесь это отнюдь не "эпически-песенный" Дунай, а реальный, историко-географический, ибо тесть Игоря, отец Ярославны, Ярослав Осмомысл обладал Карпатами и нижним течением Дуная: "затворил Дунаю ворота".

Вдумайтесь в следующее: поход Игоря устремлен на Кубань, на юго-восток, битва и Игорева "беда" - все это на Дону, на Каяле, а Ярославна несется "зегзицею" - мыслью сперва "по Дунаеви" и только затем уже - "омочив бебрян рукав" в живой воде отцовского сочувствия и подмоги - на Каялу, чтобы отереть кровавые раны мужа на истерзанном теле.

Это не случайно у поэта! И, по нашей интерпункции, читать надо так:

Полечю, -
       речё, -
           зегзицею по Дунаеви, Омочу бебрян рукав, -
                  (У) Каяле реце утру Князю кровавые его раны...

Психологически это безупречно! У кого же еще и просить Ярославне поддержки, как не у своего грозного отца, который даже и "за землями", то есть дальних султанов, может стрелять, а не то что половецких.

Здесь мы прямо укажем такие факты истории, из которых явствует наличие у Игоря Северского галицких русских полков еще и до похода на половцев, а уж тем более, конечно, для самого похода.

Всем известно, что династические браки в древности были только оформлением политических союзов. Когда княжну выдавали замуж, ей сопутствовала дружина и целый двор. Чем более могуч был князь-отец, тем большая дружина сопровождала его "доньку" (обычное летописное - "дочь").

Осмомысл был одним из могущественнейших государей Европы. Его союзниками были как раз Ольговичи черниговские, из которых происходил Игорь.

Даже в те времена Ярослав Галицкий поражал той охотой, с которой он "пускал полки свои" в помощь родичам и союзникам:

"Галицкий князь Ярослав, сын Владимира, пользовался честью в землях и славился войсками: где была ему какая обида, не ходил сам со своими полками, но посылал их с воеводами", - говорит летопись (Киевская летопись, 6695 г., т. е. 1187 г.). Был случай, когда он даже и вечно враждебным Мономашичам волынским "дал пять полков галицких" для похода на Киев.

Заранее можно было утверждать, что уж своему-то нареченному сыну Игорю Святославичу, да еще для такого грандиозного предприятия, как поход на Кубань, и вопреки князю Киевскому, Осмомысл Галицкий, конечно, дал не один полк своих галичан, карпаторусов.

Они были в Черниговщине, у Игоря, у Ольговичей, еще и до женитьбы Игоря на дочери Осмомыгла. Брат Ярославны, шурин Игоря, Владимир Ярославич с 1182 года жил у Игоря свыше года и с воеводою-воспитателем и с дружиною, когда был в ссоре со своим отцом.

А в 1184 году сестра его, Ефросинья Ярославна, стала женою Игоря, и, как надлежало, с нею прибыла немалая галицкая дружина.

Вот почему карпатские Татраны и упомянуты среди черниговцев; вот почему столь независимо от киевского старейшего князя ведет себя Игорь!

Во времена, о которых идет речь, в разгар княжеских усобиц, и для "дому Осмомысла", и для "дому Игорева" общим врагом были Мономашичи волынские, из числа которых были Роман и сын его Даниил Галицкий.

Это чрезвычайно важное историческое обстоятельство в наших поисках, которое следует запомнить.

3.

Когда умер отец Ярославны, Ярослав Осмомысл Галицкий, то Роман Волынский, отец Даниила, сверг брата Ярославны Владимира и вокняжился в Галиче. Однако вскоре брат Ярославны вернул себе отческий престол. Но тотчас после его смерти, опередив не кого-либо иного, а как раз Игоря Северского, которого звали в Галич его приверженцы, Роман Волынский вновь захватил престол Осмомысла и утвердился в Галиче.

Вскоре отец Даниила - Роман, враг Игоря и Осмомысла. Был убит в походе (в 1205 г.). И немедленно сыны Игоря и Ярославны, собрав всех Ольговичей от мала до велика, двинулись на Галич. Вдова Романа Галицкого, спасая жизнь маленьких детей своих - Даниила и Василька, принуждена была бежать. И "Владимир Игоревич сел в Галиче, Роман (Игоревич) - в Звенигороде, а Святослав (Игоревич) - в Пeремышле" (1206-1207 гг.).

Княжение их закончилось катастрофой. Не поладившие с ними галкцкие феодалы казнили сыновей Игоря. По одним источникам, казнены были Роман, Святослав и Ростислав Игоревичи, Владимир же Игоревич спасся в Путивль. По другим же - "Романа и Владимира повеси(ша) пред градом".

Бояре действовали именем Даниила, которому тогда было всего только пять лет.

Убив сыновей Игоря, бояре возвели Даниила на Галицкий престол, который ранее принадлежал тестю и шурину Игоря. Ясно, что вражда остальных Ольговичей к Даниилу стала еще больше. И всю жизнь его, несмотря на все его миролюбие, дом Игоря был злейшим врагом Даниила Галицкого.

И само собой ясно, что отнюдь не дружественные чувства к Даниилу питал пламенный певец Игоря и детей его после того, как сторонники Даниила Галицкого, бояре, предали казни тек, кого он так любил!

4.

Какие обязательные признаки с необходимостью вытекают для человека тех времен, чтобы назвать его автором "Слова о полку Игореве"?

I. Этот человек и древней летописью, конечно, должен быть назван как прославленный, знаменитый певец. А без этого всё есть пустопорожние домыслы!

II. "Совершенно очевидно по всему характеру памятника, что это было лицо светское, близкое к придворным, княжеским кругам", - формулирует Н. К. Гудзий. Академик же Б. Д. Греков пишет: "Глубокий знаток современных ему политических отношений, великий наш поэт, автор "Слова о полку Игореве" ("Киевская Русь", 1944).

III. He только лингвистические, литературно-сравнительные данные говорят за то, что этот человек - карпаторус, но, как видим, и целый ряд исторических обстоятельств. К сказанному добавим лишь то, что даже высокий эпитет Осмомысл, то есть многомудрый, "восьмимысленный", "измечтал" для Ярослава Галицкого не кто иной, как певец Игоря. В летописях же Осмомысл зовется просто: Ярослав Галицкый, сын Владимира. Наконец, помимо Осмомысла, в поэме названо еще четверо галицко-волынских князей.

IV. Этот человек должен быть пламенным приверженцем "Игоревичей", "Ольговичей". И отсюда:

V. Его, этого певца, создавшего "Слово о полку Игореве", надлежит и на Карпатах искать в гнездовьях Игоревичей, в их лагере. Таковым был Перемышль. И, конечно, заранее можно было ожидать, что гордый творец "Слова о полку Игореве" не станет воспевать, откажется воспевать князя, в борьбе с которым погибли страшной смертью воспетые им его "молодая месяца" - сыновья Игоря.

Человек, в котором совместились все эти пять условий, пять исчерпывающих признаков, прямо указан Галицко-Волынской летописью: это "древле гордый певец Митуса", "словутьный Певец", то есть прославленный, знаменитый (см, "Словарь древнерусского языка").

5.

Изложим кратко, по летописи, события, в которых "замешан" песнетворец Митуса.

В 1241 году в Перемышле против Даниила Галицкого поднялась "крамола". Город отложился. Бунт возглавили Ольго-вич (Ростислав) и, по-видимому, Изяслав, племянник Игоря, вместе с епископом Перемышльским. У епископа было свое войско и замок. И вот рядом с князем Ольговичем в Перемышле, где княжил сын Игоря и куда стекались все сторонники Игоревичей, мы видим старца-поэта, и притом прославленного!

Даем это место из летописи в переводе:

"Даниил же Дворецкого (начальника гвардии) послал на Перемышль. На Константина Рязанского, который был послан от Ростислава (Ольговича), и на владыку Перемышль-ского, восставшего на него (т. е. на Даниила). И услышал Константин, что Андрей (дворский) идет на него, и убежал ночью. И Андрей не захватил его. Но владыку (епископа) захватил. И разграбили слуг его гордых, и разодрали их колчаны бобро'вые, и шлемы их волчьи и барсуковые разодрали.

Прославленного ("словутьного") певца Митусу (Митусе, т. е. Дмитрию, если это имя собственное, а не фамилия от глагола "митусить", подобная галицким фамилиям Молза, Скула было от семидесяти до семидесяти пяти лет, если принять его автором "Слова"), который "древле" из гордости не захотел служить князю Даниилу, привели в изодранной одежде, подобно узнику осужденному" (в подлиннике: "аки связанного"). Древнерусское связанный в качестве субстантированного прилагательного означает: узник, колодник... осужденный ("Материалы..."). Академик Б. Д. Греков, приводя это место, разъясняет: "не захотел служить", - не захотел воспевать Даниила ("Киевская Русь"). Это совершенно справедливо, только необходимо подчеркнуть, что Митуса еще и древле не захотел воспевать Даниила, А это "древле" попутно говорит не только о давней непокорности певца властелину Карпатской Руси, но и о том, что это был старец. "Древле - наречие: в давние времена, в древности, встарь, в старину" ("Словарь"). "Древле - в древности" ("Материалы...").

Ясно, что, будь Митуса простой певец, "песнивець", ни о какой борьбе его с Даниилом не могло быть и речи. Певчих была тьма! И академик Срезневский в своем древнерусском словаре именно к значению "слагатель песень", то есть поэт, и приводит это место о Митусе.

Некоторые исследователи не согласны со Срезневским, Грековым и Орловым в толковании слова "певец" применительно к Митусе. Они считают, что "певец" надо понимать, как певчий или же регент.

Ссылаются при этом на глагол "митушати" и "митусити", имевший в одном из значений-приплясывать. Отсюда и производят имя Митуса, а не от Митро, Дмитр, как Максимович и другие.

Вот мои возражения на это.

Во-первых, словутный - это есть эпитет очень высокого порядка, и к певчему, даже и к регенту хора, Древняя Русь его не прилагала.

О певчем-скопце Манойле летопись говорит лишь, что он был "певец гораздый". Не более того!

А "словутны" - Владимир Мономах, Днепр ("Днепр-Словутич"); вообще, прославленные князья и герои Древней Руси: "прослуше в странех многах, и победами и крепостию поминаются и словут".

Да и что значил бы какой-то регент, чтобы "древле из гордости не хотеть служить Даниилу Галицкому"?

А что касается производства имени Митуса от "митушати", с целью истолкования в прямом смысле - "приплясывать в такт музыке", то есть, дескать, регентовать, - так ведь "митусити", в числе многих значений, значило и "смотреть одним глазом". Тогда с тем же основанием можно утверждать, что Митуса - это кривой, ослепший на один глав человек, а "митусь" - наречие - означало ведь и "взаимно друг к другу" ("Материалы...").

Столь упорная, "древляя" непокорность Даниилу, врагу Игоревичей, само собой, должна разуметься в песнотворце Игоря и Осмомысла! И "волхвы не боятся могучих владык, а княжеский дар им не нужен"!

Вряд ли боялся кого-либо из них певец "Слова о полку", который своим высшим судом поэта судит всех князей - и современных ему, и ранее бывших! И эта гордость Митусы также говорит за то, что он сознает свою гениальность, знаете что он словутен в народе русском и что эта слава его есть броня и щит для него.

И обратите внимание на следующее, крайне важное обстоятельство: автор "семейной хроники Романовичей", летописец и апологет Даниила, не щадит ни князей, ни епископа, он говорит о них гневно и насмешливо. Но как только он заговорил о непокорном его князю певце, летописец меняет свой тон. Ни звука в порицанье Митусы! И чувствуется даже некий ужас перед тем, что воины посмели наложить руку на "словутного певца": "и аки связанного", то есть "словно колодника", "в разодранной одежде" посмели привести такого прославленного певца; его - внука бога Велеса, того, кто создал "Слово о полку Игореве"!

Май - июнь 1944 г.


[Страничка ''Слова'']